Пришлые
Пришлые стали появляться на улицах Города давно. Робкие, в худой одежде, с многочисленными баулами и плачущими детьми. Они затравленно смотрели на местных темными пронзительными глазами, ища сочувствия и поддержки. Кто-то из пришлых просил милостыню на улицах, кто-то работал на грязных и низкооплачиваемых работах. Многие местные искренне жалели пришлых. Подавали, доставая из тощих кошельков мелкие монетки, горько качали головами, видя в метро оборванных детей, поющих песни на ломаном русском, коверкающих и перевирающих слова. Самые сноровистые из пришлых, налаживали свой бизнес, предлагая местным овощи и фрукты на продажу. Торговали азиатским фаст-фудом, мгновенно покорившим желудки большинства местных. Местная молодежь с удовольствием покупала у пришлых драгдиллеров «настоящую, а не химию…» дурь. Постепенно пришлые стали частью этого гордого северного Города. Абсолютно неподходящей частью к его гранитным набережным и свинцовым водам. Этот город больше привык к бесконечной философии и к субтильным поэтам, чем к белозубым торговцам и гортанным базарным крикам.
Как-то незаметно пришлых становилось больше. Местные не обращали на них внимания, а кто-то даже радовался, что есть кому убирать мусор и ремонтировать дороги. Вместо «Сайгонов» и «Белой лошади» стали появляться «Чинары» и «Зарафшоны», с тихих городских рынков незаметно пропали бабульки – дачницы с их укропом и картошечкой. Вместо них появились мордатые парни с синей щетиной, выкладывающие свои овощи-фрукты пирамидкой и ежеминутно протирающие плоды грязной, засаленной тряпкой. Из тихих и забитых судьбой людей, пришлые стали превращаться в полноправных жителей Города. Из общежитий и трущоб они стали перебираться в нормальные квартиры. Их дети стали ходить в школы. У них появились автомобили и дорогие костюмы. Самые богатые из пришлых позволяли себе запросто заводить романы с богемой и трахать эстрадных звездулек во все дыры. В их жестах стала появляться барственность и вседозволенность. А местные все так же, как и сто лет назад читали стихи, ходили в Великие Музеи, слушали оперу и смотрели балет. Местным было удобнее и проще не видеть и не замечать происходящего вокруг. Может быть они надеялись, что Великий Город укроет и защитит их от этой напасти, как уже случалось не раз. А Город сам ждал того же от местных. Ждал, когда с его прямых и широких улиц срежут эту пульсирующую и растущую опухоль чуждых и чужеродных слов, лиц и названий.
Пришлые в отличии от местных помогали друг другу. Они помнили законы братства, помнили, что людям надо помогать. Один тащил двоих, двое тащили четверых и так далее. Пришлые стали занимать места у власти. Их горбоносые орлиные профили замелькали на ТВ. Их становилось все больше на значимых и ответственных должностях. Прошло совсем немного времени и уже пришлые стали диктовать местным свои законы и порядки.
Как выяснилось, законы братства на местных не распространялись, потому как с точки зрения пришлых, местные не были людьми. Местные были баранами. Которых нужно пасти, стричь и доить, а иногда резать. Местные уже не были полноправными жителями Города. Они переселялись в коммуналки и общежития, потом как-то незаметно в подвалы и коллектора. Им было не до балета и поэзии. Теперь в ложах балета сидели откормленные сыны Востока и смотрели «Лебединое озеро, а в это время, незанятые на сцене балерины, делали им минет.
Постепенно местные исчезали совсем, незаметно растворяясь в вечной сырости Города, который принимал их невесомые тела нежно и скорбно, как и подобает Великому Городу. С каждым ушедшим местным, Город сам угасал, лишаясь частички своей жизни, оставляя за собой тлен и сырость…(с)Эжоп Гузкин
17.08.2005
_________________ Интересы России – превыше всего!
|